https://kakbicross.ru/viewtopic.php?pid=85187#p85187
severus snape
[зельевар, пожиратель смерти, профессор в хогвартсе]
[matteo martari + alan rickman]
[indent] » j.k.rowling's wizarding world
Если бы ее, маленькую десятилетку, с россыпью веснушек, спросили: что для нее волшебство? Она бы вспомнила не ромашку на ладони, поющий чайник, когда проходишь мимо него, или тихий шелест ивы на берегу небольшого водоема, в их непримечательном Коукворте. Волшебство для Лили было в соседском мальчишке, худеньком и черноволосом, в растянутой, явно перешитой с маминого плеча, одежде.В стянутых со стола, за завтраком, булочек, что пекла мама. Их тихих разговорах в шелестящих сухой травой полях, недалеко от скудной детской площадки, на которой еще пару лет назад проводила столько времени со старшей сестрой. В том, что моменты между ними были особенными, значимыми и волшебными. Как они сами. Ведь по словам мальчишки, они сами были особенными - волшебниками.
Волшебство для Лили было в темных, почти бездонных глазах и тех знаниях, которыми Северус делился по секрету; потому что у него мама была волшебницей и имела свою волшебную палочку. Северус говорил, что они с Лили тоже получат такие, когда будут поступать в школу. Пока волшебство получалось само по себе - спонтанно, что неимоверно бесило старшую сестру; временами пугало родителей - пока им не объяснили, что это норма. А еще старшую до невозможности раздражал соседский оборванец, что задорно смеялся над каждой ее неудачей.
Тогда, до школы, все казалось простым. Волшебным.
Если бы ее одиннадцатилетку, облаченную в школьную мантию, с гербом факультета на груди, спросили: что для нее волшебство? Лили бы ответила - Хогвартс. Тот самый, что был непостижимой мечтой, воздушным замком, который они строили гуляя по улочкам Коукворта. Представляя то, в какой дом они попадут, - в их мечтаниях они всегда были вместе. Лили тогда и подумать не могла, как же она будет совсем одна одинешенька в большой школе без своего друга.
Реальность оказывалась холодной каменной глыбой, продуваемой сквозняками в зимние месяцы, постоянно приходилось запасаться бодроперцовой настойкой и пользоваться согревающими чарами. Реальность была в опущенных плечах друга и скорых попытках скрыться подальше от ее персоны. Потому что как ты не понимаешь Лили, Слизеринцы и Гриффиндорцы не ладят. Между строками застывало, что для нее рожденной в семье магглов на факультете Слизерина есть более обидное прозвище, но его Северус не смел произносить. Потому что она все еще была его Лили, - девочкой, что видела его за мешковатой одеждой и тяжелым взглядом. Ей одиннадцатилетней было совершенно без разницы на факультет, потому что Северус ее друг. В какой-то момент оказалось, что только ей.
Если бы ее пятнадцатилетнюю спросили: что для нее дружба с Северусом? Она бы скривила губы в отвращении и громко фыркнула, - нет никакой дружбы и не будет больше. Потому что так легко перечеркнуть все волшебные моменты, что связывали вместе прочной нитью, одной неосторожной фразой брошенной в порыве злости, — где не нужна ему помощь такой как она. Грязнокровки. И Лили уверена, что все это дурное влияние его факультета; потому что, в глубине души, она знает, что Северус не думает о ней так. Ведь, правда, не думает? А глаза все еще красные и опухшие. А вокруг нее друзья с Гриффиндора, которые поддержат. Ведь правы они были, нечего ей якшаться со всякими змеями.
Вот, только, на деле, Лили Эванс совершенно фиговый друг, раз позволила всему этому случиться. Чужому мнению решать то, с кем ей дружить и как себя вести; подменить привитые ей с детства ценности. Неотправленное письмо все еще лежит на столе. Оно начинается с неизменно: Дорогой Северус, до меня все чаще доходят тревожные слухи <...> Ведь не может же быть ее друг замешан в столь гнусных делах. Заголовки пророка с каждым днем становятся все более мрачными.
///
Заявка на присутствие и диалог. Очень много разговоров, и на идеи с твоей стороны, так же. Я не вижу смысла расписывать знакомую всем биографию и не трогаю характер - потому что мое виденье оно будет отличаться от твоего или любого другого, - и это замечательно. На этот счет хорошо сказал крестник, что нам нужна глубина. Приблизительно та, в которую рухнешь и не достать дна. Не делайте из Северуса только одну сторону медали: он не хороший и не плохой - он серая зона с полутонами. А чего стоят его словесные пикировки - закачаешься же.
Северус сложный, совершенно непостижимый для людей, которые готовы судить поверхностно или вовсе разделяют мир только на плохое и хорошее. Он же не вписывающийся ни в какие рамки, постоянно выбивающийся углом темной мантии. Когда-то Лили видела его, понимала, не полностью, но стояла на пути к постижению, а потом позволила загнать себя в рамки ограниченного суждения. И, внезапно, Северус оказался по другую сторону баррикад. Готова ли она была к этому? Нет.
Нас тут как минимум двое, что будут рады Северусу - я и твой крестник Драко. Что нужно знать о том, что просит от крестного Малфой:
#p43650,Draco Malfoy написал(а):Киношный Снейп отличается от книжного: он более мягкий, более контактный, более, не побоюсь этого слова, адекватный. Тем не менее, меня устроит любой вариант, и смешанный — тоже. Главное — глубина. Он не абсолютно белый и пушистый, "исправившийся" и вставший на путь добра человек, но и не абсолютный мудак, каким, безусловно, может показаться на первый взгляд. Хочется видеть его в игре таким же сложным и грамотно прописанным.
Внешность Алана Рикмана прекрасна, но её можно поменять, если захочется.
Мы планируем акцентироваться на дарковом сюжете, и я бы очень хотел видеть в нём Снейпа, но буду рад также любым АУ. От игрока прошу заглавные буквы (в постах; как вы общаетесь во флуде, мне всё равно), правильное наименование своего персонажа (пожалуйста, давайте без "Снегга") и умение писать без сорока ошибок в одном предложении.и как по мне это самое главное, что тебе надо знать о характере желаемого нами Снейпа.
От себя же в пожеланиях могу добавить, что у нас слишком длинная и богатая на события история, чтобы мы перечеркнули ее одним не осторожным: грязнокровка! - сказанным в порыве злости и унижения. Я конечно рот с мылом тебе прополощу, когда перестану дуться. Давай вместе обсудим насколько пейринг будет работать на нас, насильно не потащу, мы можем разыграть карту друзей - потому что, в первую очередь, хотелось бы воссоздать динамику взаимоотношений. У нас тут собралась вполне приличная,по размерам, но не поведению, компания из мародеров, и не только, так что не заскучаешь ни в одном из поколений;
К внешности предложенной Драко, потому что Рикман в самом сердечке, предлагаю рассмотреть Мартари,просто приглядись к нему, потому что я слишком обожаю этот образ, чтобы не попытаться тебя на него уговорить.
С меня посты в третьем лице, среднем объёме 4-6к, "птичка" у меня присутствует, тебя ни к чему не принуждаю - никакого абюза в доме; подстраиваюсь по темпу и настроению, но хотелось бы заставить это работать подвижно и не ждать месяцами. Если есть тг и ты не скрываешься от лорда - здорово, там проще общаться, но и от лс-ок никто еще не умирал. С тебя желание развивать и развиваться, Снейп слишком шикарный персонаж, чтобы просто висеть на главной странице для галочки. Очень ждем, приходи скорее!пример поста;NB! пост старый, впоследствии будет заменен на местный.
это было началом конца. по правде, андромеде стоило понять это еще тогда, в пестрящей громкими заголовками статье, где пересчет смертей магглов давно перешел за десяток за последние недели, а отец мирно пил кофе, приговаривая, что лорд принесет в магический мир британии стабильность и положенное чистокровным семьям, по праву рождения, могущество. у меды озноб бежал по позвоночнику, если процветание строилось на костях невинных, то этот мир был не для нее.
она закусывала щеку изнутри, до крови. тед писал о том, что участились нападения на магглорожденных волшебников — это переходило границы. аврорат сбивался с ног. люди боялись зависшей черной метки над крышей домов, уже заранее зная, что обнаружат там. меда малодушно боялась увидеть метку на предплечье кого-то из семьи или друзей. только потом понимая, что ее страхи были вполне себе обоснованы. за тихими разговорами светских раутов, что так любила аристократия, знакомых улыбках и привычных разговорах, там за масками знакомых, знаваемых и просто близких, скалились жестокие звери. загнанные и злобные, у которых была лишь одна правда, если ты не с ним — значит ты враг. и чистота крови тут уже не играла особой роли.
это было чертовой точкой не возврата. там, где рабастан, неосознанно вышибал твердую почву из под ног, словно в лицо бросая его правду. единственную верную в их окружении, ту самую от которой у самой девушки сводило внутренности, а к горлу подступала отвратительная горечь осознания, там где она отмахивалась от незнакомых имен жертв, палач зачастую был один единственный. тот самый человек, которому меда вполне могла бы доверить собственную жизнь, когда-то.
она даже не могла сказать, когда все это началось. спустя десятилетия ей казалось, что это чувство было с ней всегда. с самого детства, наполненного детским смехом, прятками в материнском саду, что в августе пестрил яркими красками и пьянил изобилием душных запахов цветов. тотальная уверенность в рабастане, та самая нерушимая, порой абсурдная и не требующая доказательств. свой собственный нерушимый остов, постоянная переменная в хаосе, что набирал обороты в обществе и безумии родной семьи, что со временем начинало казаться абсолютным для всех, кто носил древнейшую и благороднейшую фамилию. в какой-то момент андромеде становилось страшно за себя.
она воздух втягивает сквозь плотно сжатые зубы и давится этим, по детски наивным — пообещай не умирать никогда — это даже в мыслях ее выглядит жалко, что позволить себе совершенно не может. ее душит фраза, которую она так и не произнесет в тишине гостиной, потому что не имеет на это, собственно, никакого права, как и находиться в этой гостиной поздно ночью, когда давно должна была спать в собственной комнате; и уж точно не в праве она желать вцепиться холодными пальцами в ладонь, сдирая тонкую кожу ногтями, в попытке разодрать до крови, удержать любыми способами от глупостей, в которые ввязался. рабастан никогда не был глуп, но почему то сейчас опрометью с головой бросается в омут из которого не выплыть. ей пожалуй, впервые так страшно за кого-то другого. в конце концов хоронить лестрейнджа совершенно не хочется, как бы хорошо не смотрелся этот блядский черный цвет на ее фигуре.
андромеда морщится, за наигранным возмущением пряча болезненную рябь разочарования, что пробегает по лицу, растягивает губы на уголок в тихом фырчании, и, совершенно точно старается не отвернуться, жмурясь до белых точек перед глазами. потому что позорно разреветься, когда изнутри все пульсирует болезненным осознанием, словно крюками развороченная действительность — последнее, чего бы хотелось. особенно при нем.
она костяшками пальцев трет обжигающий след на щеке, стараясь игнорировать двусмысленность открывшейся реальности, где страх за состояние рабастана открыл для нее другую сторону его жизни, о которой совершенно не хотелось знать//думать. в таких случая блаженное неведение — самый идеальный вариант, даже если внутри скребет осознание, что знала до этого. — по крайней мере, теперь я знаю, что мы сможем обойтись без целителя и рудольфуса. — она растягивает имя старшего лестрейнджа почти по слогам, кожей зная это покалывающее ощущение недовольства, которое обычно следует за упоминание старшего брата. — если, конечно, ты перестанешь строить из себя героя и позволишь заняться раной.
первые пасы палочкой даются тяжело с дрожанием похолодевшей руки; меда взгляд отводит свой растерянный. она знает наверняка, как тяжело дается это его прости. вот только единственное чего дать андромеда не может — это прощения. это отражается затяжной болью на дне карих глаз, которую не вытравить даже спустя десятилетия.
— я просто не могу понять, зачем ты это делаешь? — брови ее темные сходятся на переносице, девушка щурится, рассматривая знакомые черты лица. кажется, ей знакомо все, уверенный спокойный взгляд и самый последний шрам, даже хмурая морщинка, которую хочется разгладить пальцами. это все еще рабастан, с которым она гуляла в детстве в материнском саду, пряталась в комнатах поместья лестрейнджей, тихо переговаривалась в школьных коридорах, изредка сталкиваясь в факультетской гостиной — таких вот простых, жизненных, фрагментов в ее памяти, пожалуй, ровно столько же, как семейных хроник в старом омуте памяти, в доме блэков. - ты никогда не был жесток.
ей просто нужна была уверенность, переложенное на чужие плечи решение или молчаливый полный упрека взгляд, даже если осуждающий — плевать. что-то, что позволило бы удержаться там, где так невыносимо дышалось в последнее время. сейчас хотелось бежать, опрометчиво, боясь оглянуться и увязнуть в омуте бессмысленных смертей и войны за господство. решение, что позволило бы затянуть петлю на собственной шее еще сильнее, продолжив улыбаться, потому что это то, что хотели бы для нее родители. чистокровное долго и счастливо. что позволило бы запустить извечную траекторию движения по орбите, вокруг чего-то нерушимого. ее тотальная уверенность рассыпалась на собственных глазах, уродливой меткой, скотским клеймом на бледной коже.
возможно, в своих глазах они были последователями и революционерами. борцами за справедливость, в этом прогнившем мире. в ее глазах они были потерявшимися, отчасти, безумными, людьми. оттого больнее становилось видеть в рядах все больше знакомых лиц, дергаться в тиши, когда отвратительные слухи не дают уснуть, а сама ворочается с бока на бок, осознавая лишь одну простую истину. она так больше не может.
и уже совершенно не важно, зачем она сюда пришла. ее молчаливое прощание печет уголки глаз слезами, что никогда не будут пролиты. андромеда плечом ведет худым, поджимая тонкие губы. — это сейчас не так важно, считай, что хотела увидеть. впервые за долгое время ей больше нечего ему сказать. самый ее большой страх оживает в небольшой гостиной, на ее глазах. она должна была знать, что где-то здесь была точка не возврата, где на предплечье змеилась уродливая метка, которую так боялась увидеть на руке. особенно его.
Отредактировано DROPPED (2022-12-23 18:10:30)