Когда квинси явили себя Сообществу Душ, они ожидали многого. Много граней красивой победы. Они ожидали вкусить наконец сладость и свободу после стольких лет жизни в параллельном измерении.

Когда же они на самом деле вышли наружу, то получили лишь большую оплеуху. Знали ли они, что в Уэко Мундо прячется Айзен? Возможно, знали. Знали ли, что он готовит реванш точно так же, как и они, с армией полупустых-полушинигами? Наверное. Знали ли они, что гении мыслят одинаково, и Хашвальт поведет их на марш как раз в тот день, когда Гарганта откроется и наружу выйдут остатки арранкаров вместе с тремя шинигами? Может, кто-то и знал, но точно не Бамбиетта. Она была четко уверена, что без ожидания стопроцентной победы их не пошлют на эту бойню. Но что-то пошло не так, и вот они уже убегают, поджав хвосты, и зализывают раны.

Опять прятаться в тенях – обычная практика. У Бамбиетты не было какой-то гордости за род – по сути, она его никогда не имела. Безродная, злая, бешеная девка. Ее возвысила чистая случайность, но она не допустит того, чтобы кто-то по случайности эти силы отнял. После поражения многие жили одними тренировками, упиваясь собственной болью и самосовершенствованием. Бамбиетта же сконцентрировалась на вымещении агрессии на других. Она и так считала себя достаточно сильной.

У нее не было гордости и стремления расти выше. Растешь выше – и тебя уже отправляют на более серьезные операции. А тут – просто очередная небольшая вылазка, попытка потыкать в ненавистных шинигами палками.

Кто же знал, что кроме них тут опять будут арранкары? Бамбиетта плюется яростью и злобой, закидывая очередного пустого бомбами. Между ними одна большая разница – по большей части они немые, мерзкие звери, голодные до тел, полных энергией. Квинси – как раз те самые тела. Со всех сторон доносятся крики, удары, выстрелы, но хуже всего для обычного слуха звуки переламывающихся костей и разрываемой плоти. Но что Бамбиетте страдания других? Она разрывает подчиненных голыми руками, разрубая тела клинком. Пушечным мясом больше, пушечным мясом меньше – она просто тянет время до открытия врат в Вандеррейх.

Она пропихивается через кучу тел и внезапно выпадает в пустое пространство. Резким движением головы девушка откидывает спадающие на лицо пряди, про себя подмечая, что не мешает сходить в душ потом. И как раз в тот момент, как над ее головой лениво пролетает что-то вроде пули. Скорее предупреждение или выстрел в того, что замешкался сзади, невольно подставившись под удар. Сзади с хриплым свистом дырявого легкого оседает на пол квинси. В грудной части белого одеяния – зияющая дыра насквозь, огромная, по краям которой – грубые лохмотья. Как работа мясника. Присвистнув, Бамбиетта вскидывает руки вверх. Она бегло оценивает ситуацию, отмечая ровно вырисовывающийся круг, по краям которого выстилаются тела квинси. Пустые игнорируют стрелка в белой форме, и ей приходится признать, что перед ней все-таки враг, а не какой-то лучник со случайно сбитым прицелом.

«Он убивает только тех, кто переходит черту слишком близко?»

Квинси вокруг притихают. Внешние ряды все еще теснят пустые, но внутренние, увидев происходящее, начинают понимать, что сейчас будет развязка. Чей командир победит, та команда и уйдет живой домой. Правда, Бамбиетте все равно на их надежды, она скорее убьет их всех, если это ускорит открытие врат. Ну или прикинется пустой. Почему кому-то в белой одежде можно подружиться с пустыми, а ей нельзя.

Бамбиетта видит волчий оскал на лице и идеальную пустоту в теле, когда мужчина разворачивается к ней. Ее глаза быстро схватывают основные черты его внешности: такие юноши еще долго будут умирать от ее рук. Она наклоняется, отрывая от одеяния павшего соратника относительно чистый (все еще грязный и пыльный) белый флаг и, щурясь от чертового солнца Каракуры, тянет руки вверх.

"Интересно, а эти животные умеют говорить? Они понимают, что я делаю?"

- Я не хочу с тобой воевать, - девушка говорит медленно и членораздельно, снабжая каждое слово жестом. Неизвестно понимает ли этот пустой человеческий язык.

Усмешки, вызванные из-за спины Бамбиетты, быстро смолкли. Она поправляет плечом плащ, сползший в одну сторону, попутно кидая взгляд на них. Да, она меньше почти каждого тут. Но это вовсе не значит, что за секунду не может убить почти всех присутствующих. Ну, кроме арранкара впереди. Если он выжил, а он явно был одним из тех, кто сражался в Каракуре, то слабаком он не является. У Бамбиетты не было нюха на опасность, многие века разнеженной жизни притупили его. Она не чувствовала, что должна сдаться, сыграть мягче, пойти на попятную. Прийти с задания поскорее – уже хорошо. А придет ли она с успехом и в компании напарников – никого не волновало. В Вандеррейхе давно забыли о том, что приказы надо выполнять. Общий план войны казался каким-то несущественным. Так чувствовал себя спортсмен, который уже как несколько десятков лет готовится к одному представлению, и то его можно провалить. Нет страха, риска, жизнь размеренна, уныла и течет сквозь пальцы.

Зато страх должны чувствовать все вокруг, и теперь, обратив на себя внимание, она чувствовала его прямо в воздухе. Губы изогнулись в плотоядную усмешку, подстать оскалу на щеках. Боятся – значит, уважают? Рука в перчатке взмывается вверх, командуя отступление. Квинси – чуть более организованное общество, чем звери из духовных частиц, но инстинкты подсказывают им, что они должны сражаться с теми, кто впереди: древние указы предков, нарушенные предательством и резней.

- Вы видели команду. Прекратить убиваться об них. Заберите раненных, которых пожелаете спасти, и кого сможете.

Бамбиетта складывает руки за спиной, жестом указывая, что не собирается тут сражаться ни за чью жизнь. Ее инстинкты, заветы, чувства и прочее давно притупились на празднике гедонизма длиною со всю сознательную жизнь.

Она, аккуратно перешагивая трупы, подходит к арранкару, по пути доставая откуда-то неизвестно как тут оказавшейся наплечной сумки бумажку с приказом, еще раз сверяясь с данными. У нее нет никаких претензий к разведке – Лас Ночес, откуда выходит все это воинство, еще не так разведано, как хотелось бы. Вот если бы тут были шинигами, пришлось бы рубиться насмерть. Вряд ли с этими ребятами можно договориться. Голод же всегда можно победить, припугнув полным исчезновением из мира.

Но координаты явно ведут сюда – деревушка в богов забытом месте. Тут живут 3 старика, 2 бабки и какой-то отшельник, которым им и нужен. С другой стороны, если куда-то убегать от всего мира, то только сюда. Проблема только в том, что какие бы секретные знания тут не хранились, попасть сюда – дело пяти минут.

- Нам надо найти какого-то старца Аясаку. Не знаю, кто это и зачем. Либо доставить живым, либо доставить мертвым, - Бамбиетта сухо и безэмоционально разъясняет ситуацию врагу. Возможно, в этих данных и есть какая-то военная тайна, но это ее совсем никак не касается. Надо было лучше подбирать шпионов, день для нападения и прочее.

- Я ни на что не намекаю, но участвовать в столкновении не собираюсь. По крайней мере, труп тоже сгодится, - она зевает, подчеркивая полное нежелание находиться сейчас где-то, кроме кровати.

Бамбиетта рассматривает небогатое убранство. Кухонная утварь без изысков, простые тарелки, простые кастрюли. Все тут разбито и разнесено в мельчайшие кусочки, но из осколков складывается картина попыток внести с бедную жизнь уют. Бамбиетта не испытывает к прошлой разрушенной жизни никакого сожаления – все-таки не она тут жила. Хотя, зажмурившись на мгновение, может представить, как давно, несколько сотен лет назад, тут могла ходить она, но только еще меньше, еще милее, еще добрее. Когда квинси вокруг казались милее и добрее. Правда, глаза не хотят закрываться в сентиментальной, ностальгической дреме.

- Если этот старый болван хоть что-то знает в том, кто идет по его следам, в тенях он прятаться не будет.

Бамбиетта кидает флегматичный взгляд на то, как белые маленькие фигурки то появляются, то исчезают в тенях. Телепортация по теням – полезный навык. Хорошо, что в Вандеррейхе его знают. Впрочем, мельком кидая взгляд на собеседника, девушка боится, что теперь и в Уеко Мундо про него не знают. Но плевать. Это всего лишь еще одна из особенностей, какая разница, кто ее откроет.

Пинком брюнетка переворачивает какой-то чудом уцелевший стул и усаживается за стол, закинув на него ноги. Идти так далеко скучно и уныло, особенно взбираться вверх на скалы. Кто виноват, что тут все так разрозненно находится? Зато от ног по всему телу сразу разливается приятная истома. Отдых приносит покой и наслаждение.

- Мне нет смысла нарушать слово, - Бамбиетта надвигает на глаза фуражку формы, погружая взор в слепой полумрак. Инстинкты бойца, которые в ней взращивали очень долго, помогут в случае чего активировать фольш и вылететь из дома пулей. Все-таки она надеется, что в воздухе у нее будет достаточное преимущество от стрелка. – Более того, признаю, что в прочесывании территории «так», - на последнем слове она мотает головой куда-то наружу, намекая на грубую, но монотонную работу адьюкасов по пропылесосыванию местности, - гораздо больше плюсов, чем в кучке солдат, которые заходят в дом, осматривают сквозь пальцы и выходят.

- Не знаю, как ты, но меня тут буквально в сон клонит. Когда я была маленькой, - девушка морщится. Воспоминания о мирной жизни позорны для нее, - мы ходили в такие поселения клянчить конфеты и вкусное у стариков.

Жесткость сидения отнимала всю надежду на сон, поэтому, почесав нос, Бамбиетта подходит к навесным ящикам у плиты и достает оттуда чайную пачку. Взмахнув ею в воздухе, она, не оборачиваясь, спрашивает:

- Будешь? Мы тут все равно ничем не поможем.

- Я? Взрослой? – Бамбиетта только фыркнула в ответ. Стоит козырять своим возрастом перед тем, кто всю жизнь прожил в пустыне, где есть только день и ночь? Где на всю окраину поскрести, и то не наберешь достаточно интеллекта на среднего подростка? Бывают, конечно, исключения из правил, но половина из них была достаточно глупа, чтобы осесть 2 года назад духовными останками. Хотя, казалось бы, в животных, вырезаемых шинигами пачками, инстинкт самосохранения должен быть силен как никогда.

Огонь от бомбы Бамбиетта решила не поджигать – когда пытаешься обустроить быт, его не надо взрывать. Хотя она и не могла ничего построить, только взорвать. Но разве от нее требовал кто-то большее. Пришлось мудрить и искать хоть какое-то подобие чего-то для зажигания. К счастью, нашлись спички – и то лишь благодаря смутному подобию того, что осталось у нее в ее памяти изнеженной принцессы житейских мудростей.

Запах трав разносится по маленькому помещению, и Бамбиетта, к своему сожалению, подмечает, что чай-то зеленый. А может и того хуже. Поморщившись, девушка все же принимает решение не бросать дело на половине и закрывает маленький заварной чайник крышкой – даже эти травы должны настояться. Как раз самое время поностальгировать.

- Нас всех призывают, - ответ без конкретики, потому что она сама не знает, как это точно произошло. Просто в один момент она почувствовала в себе зов явиться во дворец. Бамбиетта слышала, что те, что из самых сильных, были найдены Яхве лично, выкормлены, словно птенцы. Возможно, это для личной верности, но куда им податься? В реальном мире или Сейретее их порежут на лоскуты шинигами. – Я не помню, но словно ты чувствуешь в голове пульсирующую мысль. Но ты не можешь от нее отказаться, да и смысла нет. Положение штерниттера почетное. Но знаешь, у меня есть одна теория. А вдруг квинси как шинигами, а весь реальный мир – чей-то загробный? – идея слишком глупая, и больше похожа на какие-то фантазии. Но ведь во внешнем мире, откуда они пришли, квинси были всегда. А вот шинигами – пришельцы из потустороннего мира.

Когда в дом зашел очередной пришелец из потустороннего мира, Бамбиетта даже не шелохнулась. Она почти закончила разливать чай, и не хотела, чтобы хотя бы одна капля пролилась мимо. Поэтому когда Старк встал, кинула злобный взгляд на него.

- Ну а чай-то?

Впрочем, найти старика было первостепенной задачей. И Бамбиетта не хотела оставить «ЭТО» в лапах пустых, особенно если «ЭТО» могло привести ее к конечной цели и быстрому возвращению домой. Попрощавшись с чаем одним взглядом, полным тоски и разочарования, она натянула сползшие за делом перчатки.

- Конечно я пойду. Не хочу торчать вне дома больше необходимого, - последняя фраза – чисто ворчание про себя – была обронена куда-то в пустоту и утонула в гуле что-то обсуждающих пустых. Находя обстановку неуютной, девушка вскидывает руку вверх, посылая своеобразную сигнальную ракету из реяцу – знак квинси собраться вместе, - и идет следом за долговязой белой фигурой в черноту врагов человеческих.

Они выходят за самый крайний дом, и множество пустых разом ныряют черной массой куда-то в подвал. Лишь для того, чтобы извлечь футляр. Черные полупрозрачные руки услужливо протягивают тубус Старку, и в этот момент Бамбиетте удается разглядеть его получше. Он не выглядит, как что-то гротескно дорогое, но в то же время чувствуется, что делал его мастер. Дерево лакировано, и на поверхности выжжены защитные руны иероглифов. Квинси морщится, пытаясь вспомнить, что они могли бы значить, но несмотря на то, что Вандеррейх жил под боком у шинигами, сама она не интересовалась культурой и бытом соседей. И когда руки Старка, тоже в перчатках, касаются футляра, символы вспыхивают.

— Это то, что вы искали? – девушка поднимается на носочки, пытается поймать взглядом хоть краешек того, что же там внутри, но Старк слишком высокий, чтобы она могла толком что-то разглядеть. Фыркнув от раздражения, она предпринимает последнюю попытку допрыгнуть и тут же сдается. Если надо, он все сам покажет. – Что это сверху написано, ты знаешь? - вопросов много, ответов ноль. Но где-то на задворках сознания у нее свербит от того, что если что-то загорается, то не просто так.