Ночь унесла тяжелые тучи,
Но дни горьким сумраком полны.
Мы расстаемся – так будет лучше,
Вдвоем нам не выбраться из тьмы…

- Именно, Улькиорра, - пинком отшвырнув руку Сифера - жалкую попытку уцепится за ткань существования, Гриммджоу только усилил давление ногой, всё больше погружая его в пески, - Сейчас я убью тебя. Пожру. А затем займу твоё место. Как низший пустой.

Его определённо раздражала эта чувственная философия, в которую напоследок решил удариться товарищ по Эспаде. Но больше всего Гриммджоу бесила знакомая надменность, сквозившая во взгляде Четвёртого. Даже сейчас.

Как будто считал себя лучше его.

Ведь осознание действительно есть, а смысла - увы. Тупое, вырванное из глоток сотен меносов, выстраданное. Лишь затем, чтобы ощущать вечный голод. Осознавать его. И бежать, бежать, бежать. Но куда, зачем? Возможно именно поэтому многие поспешили примкнуть с Айзену добровольно. Он... давал им смысл? Умереть за шинигами. Но что может быть отвратительнее, ничтожнее и омерзительнее, чем служение врагу? Они для него просто расходный материал. Они все умрут. По прихоти Соуске. Это лишь вопрос времени. И тем не менее видение пусть такого, но смысла, очевидно перевешивало понимание истинного положения вещей - они служили. Пусть не всегда верой. Пусть не всегда правдой. Но служили.

Возможно этому способствовала крупица и нечто личного, что была присуща многим арранкарам. Того, что позволит им пережить эту бурю в будущем. И, возможно, выжить. Как некая индивидуальная цель - персональная надежда. Личный смысл, который они обрели, лишь оказавшись обращёнными в то, чем являлись сегодня. Старик грезил вернуть королевство, Халлибел явить свои материнские чувства, Старк же просто спасался от одиночества. Даже буйный Ннойтора находил в этом своеобразную отраду - дай только волю Санта Терезе. Но кто такой Улькиорра Сифер. Никто. Тень. Скальпель. Принеси, подай, убери, устрани. В этом твой смысл?

Поэтому закрой свою пасть.

Поэтому будь мужчиной. Хотя бы раз. Хотя бы сейчас. Умри достойно. Нужно было совершить всего единственное движение и далее отправиться прочь, но что-то останавливало Пантеру. Улькиорра был настолько жалок, что Гриммджоу начал испытывать отвращение к самой мысли марать о того руки. Несмотря на свою искреннюю неприязнь к нему. Несмотря на свою низшую природу. Несмотря на искреннее милосердие. Он хотел чтобы Четвёртый разозлился. Включил агрессию, проклятия, угрозы, что угодно. Но только не эту жалостливую надменность. Гриммджоу остро требовалось хоть что-то, что позволило бы ему утопить механизм спусковой скобы до упора и избавить Улькиорру от его абсолютно пустого смысла. Повод.

И внезапно он дал его.

Джагерджак до хруста стиснул зубы, с силой втягивая в себя воздух. Глаза его широко распахнулись и обиженно лязгнув, занпакто тотчас отлетело в сторону.

Ты прав, ублюдок, не будет никакого милосердия.

- Не смей, - он обрушился сверху, впечатывая крепким ударом голову Четвёртого в песок, - Даже, - удар, ещё удар, - Упоминать, - левой, - О, - теперь правой, - Ней, - ещё удар, - Как, - сильнее, - Будто, - ещё, - Знаешь, - снова, - О чем, - сильнее, - Говоришь, - опять, - Придурок.

Он бил его пока хватало сил, а после просто сел на песок рядом. Бил, пока хватало запала. Искр того догорающего костра, что остался после шинигами. Что Улькиорра по неосторожности сумел потревожить. Удары были относительно слабыми и искреннее намерение разбить Сиферу напоследок лицо, к сожалению, так и осталось намерением. Ведь не было даже крови. Блять, Джагерджак был уверен, что в сознании Четвёртого не было даже боли. Настолько бесчувственным бревном тот казался. А ветер все усиливался, швыряя по поверхности пустыни волны шрапнели. И с кончиков пальцев Улькиорры сорвались первые хлопья пепла. Период распада пустого начался.

- Да.., - неожиданно произнёс Гриммджоу, выравнивая дыхание, - Наконец-то это понял и ты.